Виселица была стара...она была так бесконечно стара, что уже и не помнила из какого дерева сделана. Иногда ей казалось, что из дуба, иногда из кедра, а быть может вообще из какого-нибудь гнилого тополя. Но что виселица хорошо помнила, так это своих жертв, хотя она считала их скорее своими клиентами, что-ли...а себя проводником...проводником к чему-то лучшему, светлому. Виселица насмотрелась за свою долгую жизнь немало ужасов средневековья и ей нравилось думать, что она приносит покой и очищение измождённым людям. Однако, судя по всему, существовать ей оставалось недолго. На днях она услышала разговор двух палачей, они говорили о том, что новый мэр города старается выслужится перед своим начальством и собирается обновить наиболее посещаемые объекты города, в том числе и старую виселицу. "Сломать и поставить новую!" - таков был его вердикт. Нельзя сказать, что виселица была удивлена, кому как не ей знать,что всему в этом мире приходит конец. Виселица была реалисткой, она учитывала свой возраст, изрядно потточенную червями основу, изгрызенные ржавчиной гвозди и неустойчивый постамент,который поскрипывал в дождь, как в непогоду ноют кости у стариков. Единственное что беспокоило старую виселицу, так это её клиенты. Сможет ли новая виселица, так же хорошо делать свою работу? Будет ли она вкладывать в неё всю свою душу? Но этого ей ,конечно же, было несуждено узнать, и старая виселица просто стояла и перебирала в памяти всех тех, кто отдал ей свою жизнь. Их было много...очень много, старые и молодые, красивые и уродливые, толстые и худые, лжеведьмы, разбойники, убийцы, дезертиры, изменники,невиноосужденные...да разве всех упомнишь. Некоторые уходили легко и быстро: либо ломали шею под тяжестью собственного тела, либо успевали потерять сознание до того, как натягивалась верёвка и умирали, так сказать, во сне. Но были и другие, те, которые отчаянно цеплялись за жизнь и наотрез отказывались уходить. Они ломали ногти, пытаясь разорвать удушающую петлю, в кровь расцарапывали шею, их тела била такая дрожь, что порой казалось, будто они пляшут какой-то дикий предсмертный танец. Синие, вспухшие губы выкрикивали проклятья и мольбы о помощи, глаза наливались кровью и грозились выскочить из орбит, а потом... а потом они резко замирали,как будто кто-то повернул выключатель, и безвольно обвисали, всё ещё инертно покачиваясь. Но больше всего...больше всего виселица любила когда вешали красивых. Её завораживало это чудо, волшебство, когда лицо, столь прекрасное в начале, надевало на себя посмертную маску и становилось столь уродливо-отталкивающим. Распухшее, со вздутым языком, свешивающимся, как громадный слизень, оно и намёка не оставляла на прежнюю красоту. К сожалению, виселица понимала,что вряд ли ей удастся ещё когда либо созерцать подобное. Близился рассвет, а с ним придут и люди с топорами, а виселице нужно было ещё так много и так многих вспомнить. И она стояла одна, глядя в посеревшее предрассветное небо и поскрипывала своим постаментом, потому как к рассвету кости болят сильнее...